Утром, часу в осьмом, Настя встала, тихонько оделась и поглядела в комнату отца. Он спал. Настя осторожно вышла.
Гриша уже совсем оделся и готов был уйти со двора, когда пришла Настя.
— Что? — спросила она.
— Сейчас иду и через час буду у вас с деньгами.
— Ради бога! или с нами случится что-нибудь ужасное! — сказала Настя отчаянным голосом.
Она была так бледна, так убита, что Гриша испугался.
— Успокойся, Настя! неужели ты не веришь моему слову? — сказал он. — Клянусь же, я принесу их, хотя бы мне должно было пройти через огонь, чтоб взять их. Деньги уже есть, и я могу их получить; но…
— Идите, идите! — отвечала Настя. — После всё расскажете.
Они разошлись в разные стороны.
— Что, Настя, твои детские надежды и опять обманули тебя? — сказал Иван Софроныч, встречая свою дочь, которой печальное лицо говорило яснее слов. — Не огорчайся, дитя мое: мы сделали всё, что могли, и если не удалось так, спасем его другим образом!
— Он сказал, что непременно в десять часов принесет, — отвечала Настя.
— Не ходи туда! — поспешно и с испугом воскликнул Иван Софроныч, заметив, что дочь хотела войти в его комнату.
— Я хотела убрать вашу постель, — сказала Настя, возвращаясь.
Сердце в ней вздрогнуло, и страшное подозрение снова мелькнуло в уме.
Пробило десять часов. Гриши не было.
— Я схожу к нему, — сказала Настя болезненным голосом. — Я потороплю его. Мы сейчас придем, батюшка!
— Сходи, сходи! — отвечал старик равнодушно. — Прощай. Бог с тобой!
Он прижал к своей груди голову дочери и осыпал ее поцелуями.
— Прощай, мое дитя, мое сокровище, моя радость! — говорил он.
Настя подумала, что прощанье своей нежностью и продолжительностию не соответствовало минутной разлуке, которая предстояла им. Сердце в ней опять вздрогнуло.
Как только ушла Настя, старик махнул рукою и громко зарыдал. Потом он вошел в свою комнату и начал писать.
Настя не застала Гришу. Она решилась ждать. Но нетерпение, страх, мысль о том, что-то делает отец, мучительное предчувствие не позволяли ей ни минуты оставаться в одном положении: она очень скоро передумала ждать и бегом пустилась домой. У ворот свого дома она столкнулась с Генрихом, шедшим узнать свою участь.
— Ради бога, — сказала она ему с отчаянием, — погодите полчаса! побудьте где-нибудь; не входите! Сейчас должен прийти человек, который принесет деньги.
Генрих повиновался.
— Я приду через полчаса, — сказал он, удаляясь.
— Ты, Настя? — окликнул старик свою дочь.
— Я, батюшка.
— А Генриха еще нет?
— Нет.
Настя не смела войти в комнату отца, помня движение ужаса, которое обнаружил он при подобном покушении.
Она слышала скрып пера в его комнате и тяжелые вздохи. Сердце в ней разрывалось. С каждой минутой ужас, поддерживаемый гибельным предчувствием, возрастал в ней. «Что же нейдет Гриша? что нейдет Гриша?» — судорожно повторяла она и в мучительном нетерпении выбежала к воротам и жадно вглядывалась в лица идущим.
Гриши не было между ними!
Она была так взволнована, что не могла долго оставаться ни в каком положении, и, постояв пять минут у ворот, она как безумная снова кинулась к квартире Гриши.
Тем временем Генрих возвратился, постоял у ворот и вошел в квартиру Ивана Софроныча (Настя забыла или не сочла нужным запереть дверь).
— Ты, Настя? — окликнул опять старик.
— Я — Генрих Кнаббе, — отвечал молодой человек, приближаясь к двери его комнаты.
— Не входите сюда! — торопливо сказал Иван Софроныч. — Я сейчас выйду к вам.
Генрих остановился и стал ждать. Через минуту вышел старик. В руке его было письмо, с адресом, незапечатанное.
— Я не достал денег, — сказал он, — но всё равно: вот письмо, которое оправдывает вас. Прочтите его: по содержанию вы увидите, что должно делать… Прощайте!
Старик хотел идти, но не выдержал и, бросясь на шею к Генриху, рыдая, сказал:
— О, прости, прости меня! Не так думал я встретиться, не так поступить с сыном моего благодетеля!
У двери, ведущей в квартиру, послышались шаги.
— Идите! — сказал старик торопливо. — Не входите сюда!
И он поспешно ушел в свою комнату и долго вертел ключом, как будто замок не повиновался его дрожащей руке.
Вошла Настя — и вскрикнула, увидав Генриха:
— Вы уже были у него? он вас видел? что он вам сказал?
Генрих, пораженный известием, которое сообщил ему старик и которое лишало его всякой надежды, стоял, как приговоренный к смерти, бессмысленно держа в руке письмо, данное ему Иваном Софронычем.
— Письмо? — сказала Настя. — Откуда? чье?.. он вам дал его?
— Да, — машинально отвечал Генрих.
Настя вырвала у него письмо, развернула и прочла следующее:
«Милостивый государь Август Иваныч!
Не вините Генриха Кпаббе в том, в чем виноват единственно тот, кого уже теперь нет в живых…»
Настя не читала далее. Она всё поняла; с воплем кинувшись к двери, она толкнула ее с такою силою, что половинки быстро расскочились.
Настя увидела своего отца, который торопливо писал.
Подле него лежал пистолет.
— Батюшка, батюшка!
Старик сделал дочери своей грозный жест, как бы приказывая молчать и немедленно удалиться, и схватил пистолет.
— Генрих! Генрих! — закричала Настя, кидаясь к отцу.
Генрих быстро вошел.
Они соединили свои усилия, чтоб отвратить страшное намерение, которое старик непременно хотел совершить. Не прошло полминуты, как к ним присоединился третий помощник.